Как Илья Фоминцев вывез 60 онкологов из России в условиях мобилизации

Как Илья Фоминцев вывез 60 онкологов из России в условиях мобилизации

31 января 2025

Сергей Варченко

Но после начала войны Фоминцев переехал в Израиль, а когда началась мобилизация, организовал чартерный рейс и вывез в другую страну самолет с врачами, которые могли попасть на войну. Из-за этого Фоминцев остался без работы и в многомиллионных долгах.

"24 февраля 2022 года я был в командировке в Москве. Рабочие встречи отменились, и почти весь день я просидел в кофейне, читая новости, а вечером решил выйти на акцию протеста. Но не дошел: на выходе из метро путь мне перегородили сотрудники полиции и хамовито спросили, куда я направляюсь. Я честно ответил, что иду на митинг, меня сразу посадили в автозак и увезли в спецприемник. На следующий день суд приговорил меня к 20 суткам ареста. В спецприемнике у меня было время хорошенько подумать над дальнейшей работой моих проектов в России.

В начале 2022 года я был на гребне волны: платформой «Просто спросить», где любой желающий мог получить бесплатную консультацию от квалифицированного онколога, и связанными с ней ресурсами пользовалось больше половины пациентов с онкологическими заболеваниями и их родственников. Эти медиаресурсы были созданы фондом «Не напрасно», в котором я был одним из соучредителей и работал там исполнительным директором. Мы также создали и развивали «Высшую школу онкологии» — проект независимого профессионального двухлетнего обучения онкологов со всей страны: обучение там было бесплатным, а врачи из регионов даже получали стипендию, благодаря которой могли жить и учиться в Москве или Питере".

Я хотел развивать новые проекты, заниматься медиапросвещением и медицинским образованием на уровне всей страны. Чего я точно не планировал, так это уезжать из России, но вторжение российской армии в Украину все перечеркнуло. Слушая новости по радио в спецприемнике, я очень быстро понял, что сферу НКО в России ждет серьезный кризис. Мне удалось договориться с сотрудниками спецприемника, и они выдали мне карандаш. Я чертил в своей тетрадке варианты дальнейшего развития событий: быстрый захват Украины, быстрый проигрыш российской армии или затяжная война. Любой из этих вариантов означал, что ничего хорошего сферу НКО в ближайшие годы уже не ждет.

Был, конечно, призрачный вариант, «ужать себя», не высовываться и продолжать работать в России, но этот стиль работы и жизни не очень мне подходит — не такой я человек. Но даже если бы я попробовал такой вариант, думаю, рано или поздно мне нужно было бы занять определенную публичную позицию. А если так, то зачем тянуть? Я понял, что надо уезжать в другую страну сразу, и решил, что моя миссия — создать снаружи проекты, задействуя знания, компетенции и самих специалистов из России, чтобы сохранить команду и не потерять наши наработки.

Мне понадобилось несколько месяцев на то, чтобы оформить документы и собраться для переезда: мой дед — еврей, и я решил, что переезд в Израиль — наиболее адекватный вариант для меня. Я понимал, что только там я сразу смогу получить нормальные документы, не бояться, выдадут ли мне ВНЖ, откроют ли счета и зарегистрируют ли новую организацию. Переехал я в августе 2022 года с женой и тремя детьми, которым на тот момент было восемь лет, пять лет и восемь месяцев.

И только мы начали адаптироваться к новой жизни, как через месяц Путин объявил мобилизацию. Это означало, что все наши выпускники могли быть призваны на службу, ведь они военнообязанные. В стране началась жуткая паника, цены на билеты поднялись до безумия. Все боялись, что после аннексии нескольких регионов в Украине в конце сентября Путин объявит военное положение и закроет границы. Тогда я решил вывозить врачей и сотрудников из России.

Самолет с онкологами

Помимо самих врачей, а их было больше 60 человек, надо было вывозить и их семьи. Единственным вариантом был чартерный рейс. Я нашел трех агентов, которые искали самолет, параллельно с этим мы начали создавать легенду. Тогда ходили слухи, что на границе будут трясти телефоны, спрашивать «Куда вы выезжаете? Какое у вас обоснование?» — а тут целый самолет военнообязанных врачей. Чтобы подстраховаться, мы создали сайт фейковой конференции, чаты, где обсуждались программы: и научная, и культурная, чтобы это все можно было показывать на границе.

Но брони слетали одна за другой. Авиакомпании перепродавали самолеты тем, кто давал больше денег. Чартеры выкупали за 35 миллионов при обычной цене в пять, многие компании вывозили всех своих сотрудников одним днем. У нас таких денег не было, у нас было только 11 миллионов — одну часть собрали сами врачи, вторую удалось получить от частного мецената.

Представьте: все нервничают, самолет не находится, я решаю собрать созвон в зуме, потому что боюсь, что задерживаю людей, часть из которых могла бы выехать своим ходом. Я сижу в Израиле, курю сигарету за сигаретой. Сотни людей смотрят на меня через экран и ждут, что я скажу. Напряжение сильнейшее. Слышно, как муха пролетит. В это время у меня звонит телефон.

Я отвечаю на звонок — это агент. Говорит: «Я тебе уже пять минут звоню, почему ты не отвечаешь? У тебя 10 секунд на принятие решения, у меня в другой трубке оператор авиакомпании. Есть самолет, но не в Ереван, а в Астану, и не за 11 миллионов, а за 14». Я смотрю на людей в зуме, выдыхаю и говорю: «Давай».

Нужной суммы нет, конференция должна быть в другой стране, а вылет меньше чем через сутки. Мы начинаем резко переделывать сайт и чаты. Я ищу деньги. В фейсбуке я об этом написать тогда не мог. Если бы можно было об этом публично сообщить, и самолет бы легче можно было найти, и деньги на него. В итоге я нашел людей, которые согласились дать мне в долг три миллиона — это займ от частного лица частному лицу.

Астана.

Самолет вылетает на следующий день, а я начинаю читать новости и понимаю, что в Казахстане людям негде элементарно переночевать: гостиницы переполнены, люди спят кто в кинотеатрах, кто черт знает где еще. Мысленно перебираю знакомых. Вспоминаю, что буквально за несколько недель до мобилизации выступал с лекцией на мероприятии в Тель-Авиве и познакомился там с некой Дилярой из Казахстана. Мы обменялись визитками, я особо не знал, чем она занимается. Позвонил ей, говорю: так и так, из Москвы только что вылетел самолет с онкологами, лететь пять часов, нужна помощь. Через час она уже организовала трансфер и договорилась с базой отдыха, чтобы всех разместить.

Чартер долетел до Астаны, всех довезли до базы отдыха, они выходят из автобуса и видят название базы: «Столичные раки». А это онкологи из Москвы и Питера. У бога есть чувство юмора.

Все завершилось хорошо. Но пока я все это организовывал, я трое суток не спал вообще, а потом еще сколько-то ночей подряд просыпался в холодном поту от напряжения. А вскоре узнал, что меня выписали из состава учредителей фонда в Петербурге. Мои соучредители испугались из-за того, что я вывез онкологов, — опасались серьезных последствий для фонда — и, чтобы минимизировать риски, они решили защититься, отстранив меня от работы и любой связи с фондом.

И вот я оказался в одной из самых дорогих стран мира без работы и зарплаты с женой и тремя детьми, с долгом в несколько миллионов, да еще и с диагностированным ПТСР после этой операции с самолетом.

Черные времена

Мне очень сильно помогла в тот момент поддержка от государства: первые полгода Израиль каждый месяц выплачивает репатриантам так называемую корзину абсорбции — на нашу семью выходило около 12 тысяч шекелей (около 220 тысяч рублей по курсу на начало осени 2022 года). Всего, чтобы прожить, нам надо было 20 тысяч — это самый минимум. Одна только аренда квартиры была больше восьми тысяч шекелей (почти 140 тысяч рублей). И это не потому что у нас была какая-то крутая квартира, нет, мы жили в деревеньке южнее Тель-Авива. Там просто такие цены. Пойти в магазин и купить обычный набор продуктов на два дня: сыр, молоко, хлеб, яйца, куриное мясо — это около 10 тысяч рублей, если перевести.

У меня были какие-то подработки, консультации, но этого совершенно не хватало, и пришлось занять еще денег. Было очень тяжело. Я всерьез подумывал о том, чтобы пойти работать на стройку. Зарплаты строителя нам вполне хватало бы, а я с детства умел делать руками почти все: мы с папой делали баню, сараи и все остальное по хозяйству, — поэтому я всерьез рассматривал такой вариант. Но хотелось, конечно, развиваться в направлении, связанном с медициной и просвещением. Я сидел дома и мысленно чертил схемы, что делать дальше.

Тель-Авив.

Порой мне казалось, что я схожу с ума: я не понимал, смогут ли стать реальностью мои планы. В такие моменты совершенно перестаешь верить в себя и задумываешься, действительно ли ты такой крутой, каким казался себе раньше, способен ли ты вообще на что-то. Черные времена. Самооценка рушилась, и тогда же я столкнулся с жестким осознанием, что после отъезда из России мои связи с сообществом внутри страны фактически разорваны. Только в эмиграции я понял, что никакие звонки не могут заменить личных встреч, переговоров за чашечкой кофе или оффлайн-конференций. Я понял, что не замечал огромного количества личных взаимодействий, которые очень важны для поддержки дружеского и профессионального контекста.

Одолженные деньги заканчивались. Я много сидел дома, у меня развилась депрессия. Мне нужно было как можно быстрее придумать, как кормить семью.

В феврале 2023 года у меня появилась первая возможность выехать из Израиля: знакомые позвали меня поучаствовать в переговорах в качестве эксперта в вопросах медицинского образования и оплатили билеты в Казахстан и Узбекистан. Я понимал, что должен там за что-то зацепиться, найти проект. У меня было такое ощущение, что я стою на краю пропасти, сзади обрыв километров пять, на меня прет танк, а в руке только деревянная палка.

Человек из ниоткуда

Я сходил на переговоры, ради которых была организована эта поездка, а после них встретился, благодаря помощи моих знакомых, с бывшим министром здравоохранения Казахстана Елжаном Биртановым. Я надеялся, что смогу «продать» ему идею проекта по типу питерской «Высшей школы онкологии». И вот мы разговариваем, я ему рассказываю о том, чем занимался в России, смотрю, он взял телефон и начал там что-то листать. Потом показывает мне экран и спрашивает: «Это ты?».

А там переписка с той самой Дилярой, которая помогала размещать онкологов в сентябре. Оказалось, что она тогда задействовала огромное число людей в Казахстане, и в этой большой цепочке в том числе участвовал и Биртанов. 

Я ему сказал: 

— Да, это я.

— У меня больше нет к тебе вопросов, я тебе доверяю.

После этого он начал мне помогать со школой онкологии в Казахстане. Мы собрали инициативную группу, которая адаптировала для их страны наши наработки, потом к проекту присоединилась Диляра. Оказалось, что она — жена владельца крупного медиахолдинга ТАН МЕДИА, которому принадлежит в том числе и казахстанский Forbes. Она стала главой попечительского совета школы.

Илья Фоминцев на встрече со студентами в Казахстане.

А потом появился человек из ниоткуда. Буквально из папки «запросы на переписку» в фейсбуке, которую обычно никто не читает — уведомления от таких сообщений не показываются, если пишет кто-то не из списка друзей. Он видел мои публикации про проект в Казахстане и написал, мол, здрасьте, чем помочь? Я ему пишу, что деньги нужны, а так-то и не знаю, чем еще можно помочь. А он спрашивает: «Сколько?» Я ему пишу, что нужно 40 тысяч евро на старт. И он пишет: «Я закрою». 

Я офигел, пишу ему: «Мужик, расскажи о себе». Выяснилось, что это владелец крупного инвестиционного холдинга EA Group. Его семья столкнулась с онкологией, и он хотел сделать что-то полезное, а тут я. И он решил стать спонсором нашей школы, создал корпоративный фонд у себя в холдинге и полностью покрывает все наши расходы. Вот так. 

Оказывается, чудеса бывают. Теперь я практически каждый день читаю в фейсбуке закрытую папку входящих сообщений, чтобы не пропустить что-то такое же важное. С мая 2023 года мы начали полноценную работу над школой, у меня появилась зарплата, и я смог выдохнуть.

Остался один

7 октября 2023 года я был в Казахстане, когда увидел в новостях, что ХАМАС вторгся на территорию Израиля и началась война. Я вернулся к семье и увидел, как сильно мои дети боятся сирен и звука взрывов, прячутся под кроватями. «Железный купол», конечно, работал, но, когда эта система сбивала ракеты, осколки падали, где придется.

Один раз ракета пролетела примерно в 150 метрах от нас, когда мы были на улице. Вижу: летит совсем рядом с нами! Дети бросились на землю лицом вниз, жена схватила младшую дочь на руки, та ревет. Мы побежали домой — в израильских квартирах есть мамады, безопасные комнаты на случай обстрелов, — спрятались там. Младшая дочь повторяет: «Папа, беги. Папа, беги. Папа, беги». Впервые заговорила фразами. Я стою рядом с ней, а она повторяет и повторяет. После этого случая мы с женой решили, что они с детьми должны уехать из Израиля в эвакуацию. И они улетели в Россию.

«Железный купол» сбивает ракеты ХАМАСА в небе над Израилем, октябрь 2023 года.

В январе 2024 года жена с детьми вернулась в Израиль, но стало понятно, что она уже не хочет жить в Израиле. Она устала и от этих обстоятельств, и от моей безумной проектной работы, которая сопряжена с рисками, неопределенностью и бесконечными командировками. Они с детьми снова улетели в Россию и теперь живут там. А я остался один.

Пожив какое-то время без семьи, я понял, что бессмысленно оставаться в Израиле и прожигать там деньги, ведь можно жить в более дешевой стране. Весной я ездил в командировку в Молдову, и она мне приглянулась. Мне очень понравился Кишинев, довольно быстро у меня там завязались отношения с местной интеллигенцией, и я решил попробовать открыть школу онкологии еще и в Молдове.

Я снял в Кишиневе квартиру, получил ВНЖ и хожу теперь там на переговоры с местными министрами и другими крупными шишками в сфере медицины и образования, и мы разрабатываем план совместной работы. Параллельно я руковожу проектом в Казахстане и планирую развить этот проект на всю Центральную Азию, а позже — во всех странах постсоветского пространства. Я думаю, что все это более чем реально сделать в ближайшие десятилетия: на это все нужно будет найти финансирование, и я найду.

Сейчас у меня есть возможность не торопиться. В отличие от истории с казахстанским проектом, когда я буквально выживал и мне нужно было как можно скорее начать работать, чтобы получать зарплату, теперь я могу делать все относительно неспешно. 

Помимо сети школ для онкологов я делаю еще несколько проектов. Например, я готовлю онлайн-проект по скринингу детских психологических травм: с помощью тестов взрослые смогут определить, если ли в их поведении последствия того, что в детстве они подвергались психологическому, сексуализированному или иному насилию. Это исследование по скринингу вытесненных или подавленных детских травм — насколько они влияют сейчас на наше поведение.

Еще я хочу попробовать реализовать программу по профилактике суицидов среди российских эмигрантов. Я вижу, что к концу третьего года войны многие просели в психологическом плане: выгорели, устали после пережитой мясорубки от эмиграции и при этом многие все равно продолжают что-то делать. Все это убивает людей, причем я имею в виду, что «убивают» в буквальном смысле: стресс напрямую влияет на увеличение количества суицидов.

Пока не знаю, как эта программа должна выглядеть: приложение в телефоне типа красной кнопки для экстренной связи с психологом, бесплатные психологические консультации или группы поддержки. Мне еще предстоит найти партнеров для этого проекта, но я уверен, что, если благодаря нему удастся спасти сотню человек, это будет очень хороший импакт.

Раздаю долги

Я не думаю, что приехал в Молдову навсегда. Для меня это промежуточный этап, и я еще не знаю, где хочу жить на постоянной основе. Нигде кроме Питера я себя пока толком не могу представить. Я родился в Саранске, но считаю своим родным городом именно Питер — вся моя семья родом оттуда, в детстве я бывал там каждый год, а потом и прожил там 20 лет. И я уверен, что туда еще вернусь. Но пока что я буду создавать проекты вокруг России.

Моя глобальная цель — создать мощное движение, трансформирующее онкологию и медицину в целом на постсоветском пространстве, которое потом обязательно вернется и в Россию. Школы онкологии, которые я делаю, академическая среда, которая создает выпускников, — все это постепенно трансформирует медицину в правильном направлении. В Казахстане уже учится 27 человек и скоро будет третий набор учеников.

Наши выпускники воспитывают других выпускников, и так это расширяется, как круги на воде. Мы прививаем иную культуру обучения, культуру общения с пациентами, принципиально иную, отличную от советского образца, культуру принятия решений. Я думаю, что через 10–15 лет получится увидеть первые серьезные плоды. 

А если говорить про личные планы, то я хочу найти какое-то простое человеческое счастье: чувство дома, ощущение семьи. Еще я безумно сильно хочу, чтобы мои дети были рядом. Мы не виделись девять месяцев. Читать сказки дочке по зуму и не иметь возможности ее обнять — порой это мучительно ehiqduieqiqhkmp тяжело. 

Чтобы увидеться с семьей хотя бы на неделю, мне надо минимум три тысячи евро: билеты на пятерых — это 100 тысяч рублей, проживание — еще 100 и билеты обратно столько же. Сейчас я не могу себе этого позволить. У меня есть зарплата, я содержу семью, мне хватает денег до конца месяца, но я все еще раздаю долги и не могу откладывать. Раньше я не особо много думал о деньгах, у меня не было никаких сбережений, когда я жил в России. Теперь я жалею об этом. Сейчас мне надо резко увеличивать доход, и я этим займусь.